44

ктото.

Проводив взглядом исчезнувшую за стеклянными дверями каталку с Филом, Белый с Космосом отправились в кабинет главврача. Им было о чем поговорить.

Впрочем, сделать это сразу им не удалось. Пришлось уступить требованиям медиков и дать себя осмотреть. Космос отделался ссадинами на лице и руках, Белову повезло чуть меньше — он умудрился разодрать обо чтото плечо. Его заставили раздеться, и медсестра по всем правилам накладывала повязку на царапину рядом с татуировкой кельтского креста.

У Космоса зазвонил мобильник.

— Да! Что?! Какой, на хрен, протокол! — рявкнул в трубку Космос и повернулся к Саше. — Генку с врачом ГАИ тормознуло.

— Дай сюда, — протянул здоровую руку Белый и буркнул медсестре: — Да ладно, хватит, там царапина просто…

Космос сунул ему в руку мобильный.

— Гена, а ну дай мне его… — скомандовал в трубку Белов. — Алло, командир! Здравствуй, родной, с тобой говорит Саша Белый… Знаешь такого? Отлично. Фамилия твоя? Я сказал — фамилия твоя?! — вдруг взбешенно рявкнул он. — Егоров? Вот что, Егоров, там, в машине, хирург, который едет оперировать моего товарища. Ты не задерживай его, ладно? А то — сопроводи с мигалкой, а? По рации передашь? Вот молодец, не забуду… Алло, Гена! Все, давай, брат, гони…

Медсестра почти закончила перевязку — она уже разорвала край бинта, чтобы сделать завязки. Но потерявший терпение Белов поднялся со стула и холодно ей кивнул:

— Все, спасибо. Оставьте нас одних. Кос, завяжи… Медсестра молча передала Космосу тесемки бинта и торопливо вышла из кабинета. Завязывая тесемки бантиком, Космос мрачно спросил:

— Ну, что скажешь?

Натягивая рубашку, Белый задумчиво покачал головой:

— Если бы Вова Каверин не сложил в Чечне свою хитрую башку, я бы точно знал — кто. А так… Нет, не знаю…

Замолчав, Саша поднял глаза на Космоса.

— Тото и оно… — пробормотал тот.

Белов уселся в кресло главврача и откинулся на спинку. Космос с мрачным видом расхаживал по кабинету. С улицы донесся автомобильный гудок. Космос, раздвинув планки жалюзи, выглянул в окно.

— Братва подтянулась, — сообщил он.

— А Моисеичто где? — спросил Белый. Космос вышел из кабинета в «предбанник» и открыл дверь в коридор. Там стоял бритоголовый охранник.

— Врач приехал?

— Звонил только что — подъезжает… — доложил парень.

Космос кивнул и скрылся за дверью. А по коридору уже шагали только что подъехавшие братки.

— Что с Валеройто? Надежда есть? — спросил один из них.

— Почти никакой, — покачал выбритой головой охранник. — Полчерепа как бритвой снесло…

— Да… Жалко пацана. А кто заказалто?

— А это пусть иваны репу морщат, — парень кивнул на дверь в кабинет.

Космос вернулся в кабинет и рухнул в жалобно скрипнувшее под ним кресло.

— Моисеич подъезжает, сейчас будет… — буркнул он.

Белов нервно закурил и подошел к окну. Какоето время он молча смотрел на улицу, жадно затягиваясь табачным дымом и стряхивая пепел в кадку с фикусом. Докурив сигарету до самого фильтра, он повернулся к другу.

— Может, это Аслан? — не слишком уверенно предположил он.

— Белый, ему смысла нет, — покачал головой Космос. — Он на тебя живого завязан.

Саша и сам понимал, что чеченцам его смерть не давала ровным счетом ничего. Он давно уже мысленно перебрал всех своих знакомых и не нашел среди них ни одного, кому была бы выгодна его смерть. Вернее, одного такого человека он всетаки вычислил, но это его подозрение было настолько невероятным, что он никак не мог решиться высказать его вслух.

Зябко поеживаясь, Саша вернулся за стол, взял листок бумаги и карандаш. Несколькими быстрыми штрихами он чтото набросал на бумаге и передал ее Космосу.

На листке была нарисована полосатая пчела с острым жалом и рядом с ней — жирный знак вопроса.

XXXXIII

По пути в Шереметьево Пчела велел бородатому шоферу притормозить у цветочного магазина.

— У вас гвоздики откуда? — спросил он у миловидной продавщицы.

— Эти — из Голландии, эти — из Польши… — девушка не без гордости стала показывать на пестрые, пушистые, очень эффектные цветы.

— А наши есть? Подмосковные? — оборвал ее Пчела — он собирался выполнить поручение отца в точности.

— Вот… — слегка разочарованная продавщица показала на обычные красные гвоздики, приютившиеся в самом углу прилавка. — Эти из Люберец, кажется…

— Годится, — кивнул Пчела. — Дайте одну.

Продавщица и вовсе потеряла к нему интерес.

Выдернув из корзины первый попавшийся цветок, она небрежно бросила его на прилавок, даже не предложив завернуть его в целлофан. Пчела так же небрежно бросил ей двадцатидолларовую бумажку и, взяв гвоздику, вышел на улицу.

«Вольво» помчалась в сторону аэропорта. Хмурый водитель, похожий на абрека, сосредоточенно молчал. Молчал и его пассажир. Пчела снова и снова возвращался мыслями к недавнему разговору с Белым. И чем больше он думал об этом, тем ему становилось яснее, какую большую ошибку он допустил.

Рассчитывать на то, что Белый согласится на этот проект, было полнейшей глупостью, но еще большей глупостью было настаивать на своем и пытаться его переубедить. После всего этого Белый не может не задать себе вопрос — а с чего это вдруг Витя Пчелкин с таким энтузиазмом старался впарить ему заведомо провальное дело?

Глупо… Черт, как все глупо! И как можно было так лажануться?!

От досады Пчела помотал головой. Через секунду он взглянул на запястье. Водительабрек тоже посмотрел на часы и успокоил:

— Успеваем.

— Все равно прибавь, — мрачно