42

цыпленку! Вот теперь настало, наконец, время для самых решительных и беспощадных действий!

Он снял трубку и набрал номер, который помнил наизусть, хотя ни разу еще по нему не звонил. Несмотря на глубокую ночь, ему ответил бодрый, энергичный мужской голос.

— Слушаю.

Каверин скривил губы в зловещей улыбке и медленно, раздельно произнес:

— Ну здравствуй, Карельский…

Макс возвращался в Москву один. Приехав к жене, Саша велел охраннику отправляться назад. Макс попытался возражать, но Белов и слушать его не стал.

— Поезжай, Макса, будь человеком, — просто попросил он.

И тогда Макс решил — да черт с ними, с инструкциями! Такая радость, люди хотят побыть одни, чего уж тут, в самом деле… Он сел в машину и поехал.

Дорогой Макс размечтался. Саша проговорился, что возьмет его своим официальным помощником в Думу, и в голове Макса теперь роились картинки грядущей новой жизни. Теперь он, наконец, сменит осточертевшую «косуху» на цивильный костюм с галстуком, будет на равных общаться с важными государственными людьми, может быть даже — с самим Жириновским…

Его мечтания прервал звонок мобильника.

— Слушаю, — ответил он.

— Ну здравствуй, Карельский…

Этого голоса Макс не слышал несколько лет, но узнал сразу. Его ладони мгновенно покрылись липким потом, сердце ухнуло кудато вниз, оставив в груди ноющую пустоту. Он понял: раз Каверин вышел на связь сам — значит, дело серьезное.

Этот человек был злым гением Максима Карельского, его непреходящим ужасом, длившимся долгие годы. Много лет назад Макс со своим приятелем Гариком по глупости и под пьяную руку завалили в Подмосковной Малаховке одного неуступчивого чеченского коммерсанта. Вскоре выяснилось, что у убитого — масса родственников среди очень влиятельных людей чеченской диаспоры. Все они горели жаждой мести и буквально рыли землю в поисках убийц своего родича.

С другой стороны расследованием убийства занималась люберецкая милиция и лично опер Володя Каверин. Поняв, что запахло жареным, Макс с Гариком решили из Люберец сваливать. Именно тогда они прибились к набиравшему силу Белому. Какоето время Максу казалось, что опасность миновала, что их дело зависло и уже ни ментам, ни чеченцам их с Гариком не найти. Но он явно недооценил упорство и смекалку капитана Каверина.

Честолюбивый опер сумелтаки раскрутить это гиблое дело и выйти на их след. Он нашел Макса и Гарика и предъявил доказательства их причастности к убийству чеченца. Приятели попытались откупиться, но мент за свое молчание потребовал другого — работать на него и сплавлять ему информацию о Белом. Они отказались, а спустя два дня Макс приехал к Гарику домой и увидел такое, от чего едва не поседел.

Маленькая квартирка, которую снимал Гарик, вся была залита кровью. Тело его приятеля, а точнее — то, что от него осталось, было подвешено к крюку от люстры. С него алой бахромой свисала содранная полосами кожа, на полу валялись отрезанные уши, нос, пальцы… Вместо лица у мертвого Гарика была жуткое, леденящее душу кровавое месиво…

Обезумевший от ужаса Макс опрометью бросился прочь. Три дня он боялся прийти домой, пил, шлялся по Москве, ночевал с бомжами… Кошмар, пережитый им в квартире приятеля, не отпускал его ни на минуту, напрочь лишая рассудка и воли. На четвертый день он всетаки решился проведать свою квартиру. Он пришел туда глубокой ночью и первое, что увидел — записку в дверном косяке. В ней был только номер телефона и две буквы вместо подписи — В.К. Остаток ночи Макс провел в тяжелых раздумьях, а утром позвонил по указанному номеру.

Каверин с ходу признал, что информацию на Гарика чеченцам передал он. Более того, мент сообщил мстительным кавказцам, что, возможно, у убийцы был сообщник и в самое ближайшее время он, капитан Каверин, должен его вычислить. Услышав это, Макс тут же необычайно явственно вспомнил то, что увидел в квартире Гарика. По коже пробежал озноб, он понял, что с ним будет проделано все то же самое. Не дослушав толком Каверина, Карельский немедленно согласился на все условия подлого опера.

С тех пор Макс регулярно снабжал Каверина информацией о делах Белова. Многого он, понятное дело, рассказать не мог, большинство его сообщений не стоили и ломаного гроша — это было ясно даже самому Максу. Но ни разу его хозяин не выказал и тени недовольства. Это казалось Карельскому странным — до тех пор, пока он не сообразил, что опер бережет его для какихто других целей.

Потом на какоето время Каверин пропал, их встречи прекратились, и Макс, наконецто, вздохнул свободно. Но не так давно его злой гений объявился вновь, точнее Макса навестил человек от Каверина, и Карельский продолжил свою работу через него. Сам бывший опер на связь с ним не выходил ни разу, и вдруг…

— Что молчишь, язык проглотил?.. — сердито прикрикнул Каверин.

— Здравствуйте, Владимир Евгеньевич, — промямлил Макс.

— Ты один? Где Белый?

— Он… Он дома, с женой…

— Отлично, — хмыкнул Каверин. — Слушай меня внимательно. Сделаешь все, как скажу, — дам вольную, слово офицера…

Младшему сержанту патрульнопостовой службы Федякину не спалось. Помахивая полосатой палочкой, он прогуливался около будки, в которой кемарил его напарник. Минул уже третий час ночи, и машин на шоссе почти не было. Вдали загорелись огни фар — комуто посреди ночи приспичило тащиться в Москву. Вглядываясь в приближающуюся машину, сержант неторопливо двинулся ей навстречу. Это был джип — огромный, незнакомой марки, чемто похожий на знаменитый «хаммер». Федякин в нерешительности остановился.

«Ну