7

держали Пчела и Космос. Вернее, от шквала звонков отбивался только Пчела. Космос, как улитка в раковину, прятался от навалившихся проблем за кокаиновой пеленой, окутывавшей его мозг. Он сидел за письменным столом и сосредоточенно колдовал над очередной дозой своего зелья. На полированной поверхности стола он разгребал перочинным ножиком небольшую горку порошка, разделяя ее на две равные дорожки.

Раздраженно поглядывая на друга, Пчела расхаживал от стены к стене с телефоном у уха.

— Откуда я знаю, где он?! Что я, Пушкин?! — нервно кричал он в трубку. — Скажи — на Багамы уехал! Ну, объяви им, что у нас пауза… Что, не понимают, что ли?! Блин, ну объясни тогда популярно! Все, давай.

Пчела отключил мобильник и шумно выдохнул:

— Водки бы сейчас…

— Коксу хочешь? — апатично предложил ему Космос.

Склонившись к столу, он зажал ноздрю и с яростным всхлипом втянул одну дорожку, потом другую. Покрутив носом, Космос закатил глаза и с блаженным видом откинулся в кресле.

Коротко постучав, в кабинет вошла секретарша Люда — та самая, что работала когдато у Артура. У нее в руках была толстая папка с договорами и поднос с рюмкой водки.

— О! Люд, ты что — мысли читаешь? — удивленно усмехнулся Пчела.

— Чтонибудь еще? — польщено улыбнулась девушка.

— Не надо ничего, спасибо! — Пчела залпом опрокинул рюмку и взял у нее бумаги.

В очередной раз зазвонил телефон.

— Люд, ты что, глухая, что ли?! — выкатив глаза, вдруг свирепо прорычал Космос.

— Не поняла, Космос Юрьевич? — напряглась секретарша.

— Ты что трубки не поднимаешь?! — еще более грозно рявкнул он.

— Заткнись, башка болит! — цыкнул на него Пчела.

— Это ты мне сказал, а? — нелепо растягивая слова, угрожающе протянул Космос.

Пчела положил руку на плечо девушки:

— Иди, Люд, все нормально…

Нет, пусть она останется! Это же ты хотел, чтоб она осталась! Я этим должен заниматься, да?! — возмущался Космос, размахивая руками и вперив в друга мутный взгляд. — Вот всем этим — телефонными звонками, бумагами, договорами?

— А мне что делать?!! — взбешенный Пчела с размаху шваркнул папку с бумагами на стол перед другом. — Что делать мне? Люди волнуются, у меня контракты горят!

У него снова зазвонил мобильник. Пчела вытащил антенну и приложил трубку к уху.

— Да! Нет! — отрывисто и зло гаркнул он и резко прихлопнул антенну телефона.

Глянув на Пчелу затуманенным взором, Космос плавно завалился на бок и вытащил изпод стола «калаш».

— Зато у меня нервы, как стальные канаты… — он выпятил вперед челюсть и со зверским видом передернул затвор.

Пчела выдернул автомат из его рук, но Космос тут же вытащил изза пазухи тэтэшник и с той же идиотской гримасой направил его на друга.

— Дай сюда, придурок лагерный! — разъяренный Пчела схватился за ствол пистолета и что было сил рванул его на себя. Космос ствол не отпускал, и, чтобы завладеть оружием, Пчеле пришлось протащить его вместе с креслом через полкабинета.

— Белый что сказал? — выпустив, наконец, пистолет, как ни в чем не бывало вяло поинтересовался Космос. — Где они?

— Я ж тебе говорил, звонил не он, звонил Фил… — сдерживая гнев, ответил Пчела. — Сказал, что они на пару дней исчезнут, потом Саша сам нас найдет. — И все?

— Еще сказал, чтоб мы ездили в танке, — невесело усмехнулся Пчела.

VI

Макс привез Олю с ребенком на дачу километрах в сорока от Москвы. Дачка была совсем небольшой — в три крохотных комнатенки — и, к тому же, толком не достроенной. В щели между оконными проемами и рамами задувал прохладный осенний ветерок, от голых кирпичных стен веяло сыростью, воздух был пропитан настоявшимися запахами цементного раствора, олифы и свежеструганых досок.

Намаявшийся Ваня прямо в одежде уснул на старом продавленном диване. Для тепла его еще укрыли разномастным тряпьем, которое отыскалось в доме, — куском плотной портьеры и чьейто довольно новой телогрейкой, лишь слегка перепачканной известкой. Мальчик спал неспокойно — вздрагивал, ворочался, тяжело вздыхал… А еще он время от времени покашливал, и это, конечно, беспокоило Ольгу. Какойто нехороший у него был кашель — сухой, отрывистый…

Впрочем, главной заботой, ее непреходящей головной болью, разламывающей виски, оставалась жуткая картина боя, разыгравшегося прямо у нее на глазах. И оглушительная пальба, и страшный черный человек с трясущимся от выстрелов автоматом, и широко раскинувший руки Валера Филатов, медленно опрокидывающийся на спину, и, конечно, Саша — неподвижно лежащий ничком на ковре из рассыпавшихся роз…

Все это неизгладимым кошмаром навсегда запечатлелось в ее памяти. И Оля понимала — как бы она ни старалась, как бы ни успокаивала себя, ей уже никогда не удастся забыть тот опустошающий душу ужас, который она пережила, когда впивалась взглядом в застывшую фигуру мужа на асфальте, гадая при этом — жив ли он или же с этой секунды она стала вдовой.

Обхватив себя руками за плечи, Оля мерила шагами тесную комнатку. Ее бил озноб — не от сквозняков, гулявших по даче, а от чудовищного нервного напряжения, никак не оставлявшего ее. «Что дальше?» — вот вопрос, на который она лихорадочно искала ответ. Как им жить дальше? Сделать вид, что все страхи позади, жить, как прежде, и каждый день ждать следующего покушения, изводя себя однойединственной мыслью — а вдруг на этот раз оно окажется успешным? Провожать Сашу утром, целовать его и думать при этом — а вернется ли он вечером домой, не прощальный ли это поцелуй? Вздрагивать от каждого телефонного звонка, опасаться